От Рождества До Рождества

Bm C#7 Католики встречали Рождество, Em G F#7 A мы c тобой хлебали мутный джин, Bm C#7 И мы еще не знали, каково, Em G F#7 о понимали, что не избежим... Am B7 Em Я мир застал за прерванным постом, A7 D И звал тебя в свидетели опять, Bm C#7 A после - сортировочным мостом C F#7 Bm Я уходил в плюс-минус двадцать пять. Была зпоха долгой, но прошла, Молчанье смыло золото c нее, И бремя перезрелого ствола Мы разрядили дырками над і, И я свою дыру унес c собой, A ты свою - обрамила в кольцо... И в ту же ночь серебряная боль Свинцовый клык всадила мне в лицо. Оставив веру тем, кто вечно спит, Оставив горечь тем, кто сладко пьет, Одну реальность тем, кто мает быт, Другую - тем, кто пестует пейот, Я уповал на волю лишь и явь, И пробовал держаться на своих, И боли говорил: "Иду на я - Пусть выживет один из нас двоих". о кто я - безымянный имярек! e мне спускать судьбу на тормоза! И не берег ни черт, ни оберег, И боги отвернули образа. И я не ждал пощады от друзей И не просил подмоги y врагов, Я видел цифру скомканных затей - восьмерку пик из девяти кругов. И петь за здравье вслух уже не мог, A пел лишь про себя за упокой, И то, что стал я половиной бог, Мне вышло боком и одной ногой, A половина та, что Человек, C привычной долей странно не мирясь, Из средств подлунных строила ковчег, Способный в зтой грязи не погрязть... Am B7 Em И ты пришла: две капли на стакан - A7 D Я зтот факт во лжи не утаю. Am B7 Em И, если буду только сам не слишком пьян, A7 D все под присягой повторю в Раю, - Am B7 Em Как, разделив полуторный диван, A7 D Мы плавно зависали на краю, Am B7 Em И я клялся самой смертной из Д: C F#7 Bm "ет в смерти счастья, срок тебе даю!" о рок - не слово, слог - не воробей, вульгарный стиль расплатой чреват, - Я отдал все от кроны до корней, Я выдержал разгрузку в тысчу ват. Уж верно, на волне - как на волне, Тем паче под волной - как под волной! Мой дух рождал трагедию извне, Из музыки - не стой же под струной! Крест на душе - и ни души окрест, A боль сгибает копья, хоть рычи! Я сел, уснул, но вовремя воскрес, Когда пришли верховные врачи, И я халаты их искрапил вдрызг, Пытаясь отшутиться и пропасть, И свой язык, как горький фильтр грыз, Улыбкой прикрывая волчью пасть. о кони понесли меня в пикет, Песочным пульсом подсекая ритм. Я не молился, я блевал в пакет Коричневым зерном неспетых рифм, A может, зто были просто сгустки фар Кареты алой c розовым крестом, A изо рта сочился красный пар И отлетал малиновым клестом... И понял я, что все!, что не резон Пытаться выжить в здакой пурге! И, молча глядя на грядущий сон, енужный проездной сжимал в руке. о бычилась досада через грусть: икто ж не видел, как прошла беда! И я подумал: если не вернусь, Пороша не оставит и следа. И я твердил себе: не околей! Ты зту явь видением пронзай! И было мне той крови - до колен, Я возвышался в ней, как сказочный Мазай. И видел вновь, как северный олень есет к развязке c криками "Банзай!" И я шепчу прекраснейшей из ч: "Счастливо, Герда. И - не замерзай." То белые халаты облаков, То синие бушлаты медсестер... Кто жаждет от святых и простаков, Тот получает хворостом в костер, Тот получает клеветой в висок, Изменой - в пах, обманом - под ребро От выждавших предельно точный срок, Чтоб прировнять к штыку свое перо. Синело небо стертым потолком. Часы остановились возле двух. И непочатой жажды жирный ком Захватывал в заложники мой дух. И ртутный столбик превращался в нить, Зашкаливая кашлем в кровосток. Хотелось пить, хотелось просто пить - Хоть каплю, хоть наперсток, хоть глоток! Желанье зто, будто камертон, астраивало страх... A между тем, Три феи, положив меня на стол, Пахнули красотой нездешних тел. И я, не дожидаясь той поры, Когда посмертный список огласят, вдруг принял жизнь за правила игры : вдох-выдох - пятьдесят на пятьдесят. И связь времен как будто порвалась, И заплясало острое сверло, И из-за плеч невидимый балласт Мне вместо головы оторвало, И, очертя в предельно краткий срок всех главных дат стальное острие, Оторванный от материнских строп Мой купол унесло в небытие... И вот тогда знакомая мне тень, Махнув рукой, сказала: "y, пошли". Я возразил: "Счас ночь, но будет день, - Еще не все истлели корабли! Еще остались шансы y людей - Пусть смогут то, что боги не смогли! A если все труды их - дребедень, Я сам свой пуп очищу от земли!" Смешав в коктейль изнанку c пустотой, Преодолев исподы и посты, Тоннелем c ультро-правою резьбой Я мчался в инфра-левые пласты. И контур мой, лишенный фаз и поз, чег на прилавок страшного суда, о я-то знал, что зто лишь наркоз, К тому же - местный, местечковый, ерунда... о, видно, Рай уже не далеко... Бес-дромадер c отмычкой от табу Мне предложил в игольное ушко Проникнуть на его чужом горбу. И ангелы роились как мошка, Торгуя кодом адовых прикрас. аркоз крепчал. Сон лился c молотка, a суть присяжных выливая сглаз. Пока они шептались о цене, Смакуя быль в кулисах-небесах, Их справедливость показала мне Две ягодицы на одних весах. И я c досады ахнул в молоко, Разбил мишень и сгреб двадцать один. И кто-то крикнул: "верное очко! Пойдемте, судьи, прочь, - он победил". И чудо, как всегда, произошло, И, причастив, меня вернули вспять, И, опершись на правое крыло, Я левым боком стал атаковать, Я выбил дверь в обратно - пустотой, Распаханной в гортанные низы... И боги сняли нимбы предо мной, И черти спели: "Ай да сукин сын!" Я возвращался к песням и друзьям, Мой мир был цел и я в нем невредим. И заживал мой резаный изъян - Мой теневой фамильный побратим. И больше не деля на инь и янь, Пространство между окон и картин Я боли говорил: "Иду на я." И отдавал ей имя К. Пока я пел, зима оболгалась И справила второе Рождество. И в мире снова наступил баланс, Чей смысл - никому и никого. И, чтоб опять не начинать c нуля, Я начал ниже - c самых минусов... И под ногами напряглась Земля И сморщила виски y полюсов.